Надежда Корсакова: «Стиль работы и управления в бизнесе и благотворительности одинаков»
Фонд «Добросердие» был создан сестрами Татьяной и Надеждой Корсаковой в 2008 году в Москве. Начинали с того, что поддерживали детские дома Подмосковья, а когда объем помощи стал слишком большой, решили организовать фонд. Сейчас основное направление фонда – помощь детям с ДЦП и поддержка детского параспорта.
Надежда Корсакова, президент фонда «Добросердие», рассказала «Филантропу» о том, как поменялась работа фонда за десять лет, что самое сложное в благотворительности и какие партнерства с НКО интересны бизнесу.
— Как вы пришли к благотворительности?
— Особого пути к благотворительности у меня не было. Наши с сестрой родители были для нас прекрасным примером, как жить, поступать в разных ситуациях, кому помогать, кого защищать, кого поддержать. Мама и папа удивительно добрые, чуткие, щедрые люди. Они воспитали в нас эти качества. И это перетекло из нашего детства уже во взрослую осознанную благотворительность. Это обрело уже такие объемы, что мы вдвоем не справлялись. Татьяна делала колоссальную работу, я ей помогала. И когда она решила создать фонд, я полностью ее поддержала, приняла ее предложение возглавить фонд. Это уже стало смыслом моей жизни. Так увлечение и принципы превратились в профессиональную деятельность.
В 2011 году мы определили основное направление нашей деятельности – помощь детям с ДЦП. На тот момент не было достаточного количества фондов, которые оказывали помощь детям именно с церебральным параличом. Потом мы постепенно ушли от помощи детским домам – фондов, работающих в сиротстве, стало больше, мы переориентировались на работу с семьями, где воспитываются дети с ДЦП.
— Ваша сестра Татьяна Корсакова и ее муж Андрей Бородин сейчас участвуют в работе российского фонда?
— Вся наша работа, наши планы, разработка и внедрение новых проектов, финансовое планирование, составление бюджета обсуждается на общем заседании учредителей и попечительского совета. Учредители – Татьяна и Андрей (бывший президент Банка Москвы — примечание редакции) — поддерживают административную работу организации и основные проекты фонда. Это главное и самое важное участие в жизни российского фонда. Все собранные средства в 100% случаев идут на благотворительные проекты. В последнее время все чаще можно услышать неприятные слова в адрес фондов. Их обвиняют в том, что они тратят часть собранных средств на свои внутренние расходы. Не очень понимаю, с чем связаны эти волнения. Ведь по закону каждая некоммерческая организация имеет право часть собранных средств, а именно 20%, направлять на поддержание внутренней работы фонда.
— Чем вы занимались до начала работы в фонде, был ли у вас опыт в благотворительности?
— Опыта работы в некоммерческом секторе у меня совсем не было и тем более опыта руководителя НКО. До создания нашей организации я училась в Финансовом университете при правительстве РФ. После окончания ВУЗ, я поняла, что проявить себя в области финансов у меня не получится, в ближайший год точно: узнала, что жду ребенка. И конечно, приняла для себя решение не думать ни о какой карьере в ближайшее время, а полностью посвятить себя семье, ребенку. Время пролетело, как одно мгновение. Дочь подросла. Мне очень хотелось быть полезной не только в рамках моей семьи и ребенка, хотелось реализовать себя в общественной и профессиональной жизни. Признаюсь честно, выходить из зоны комфорта было страшно. На тот момент, мне кажется, я даже не понимала всю степень ответственности перед людьми, которым необходима помощь – здесь и сейчас. Но втянулась.
— Что самое сложное в вашей работе?
— Сложностей в работе некоммерческого сектора много. Но самое сложное для меня – это просить деньги. Мне проще их отдать, но просить у кого-то деньги на фонд в первое время для меня было мучительным занятием.
Ощущения были странные, будто для себя эти деньги прошу, на свои нужды. А делать это надо было ежедневно. Но я убедила себя в обратном. Я понимала, что без моего участия в плане привлечения средств организация просто не выживет. В любой работе нужен опыт, любовь к своему делу – тогда все получится. В нашей команде 5 человек. И все мы являемся в определенной степени фандрайзерами. Ведь фандрайзинг – это привлечение не только средств, но и внимания как к самому фонду, так и к мероприятиям, различным активностям фонда. Фандрайзинг и PR – основные направления для развития и роста некоммерческой организации.
— Какие ваши проекты вы считаете наиболее успешными?
— Наш первый крупный проект – благотворительный аукцион в Москве. На аукционе были представлены интересные лоты от известных людей — пианиста Дениса Мацуева, режиссера Павла Лунгина, фотографа Владимира Глынина. В итоге мы получили около 30 миллионов рублей в пользу наших подопечных. В 2014 году мы успешно реализовали проект «Контакт», в котором принимали участие известные художники и дети, опекаемые нашим фондом. Вместе они создавали картины, которые впоследствии были представлены на выставке в Государственном центре современного искусства в Москве. Художники, участвующие в проекте, создавали работы специально для этой выставки вместе с детьми. Они встречались у ребят дома, дети рассказывали о своих эмоциях, о том, что бы они сами хотели нарисовать, создать или сделать. Так вместе с профессиональными художниками рождались произведения искусства. По окончанию выставки состоялся аукцион, на котором было собрано около миллиона рублей в наш фонд. Учитывая успех проекта в России, было принято решение реализовать подобный проект в Англии. В рамках аукциона, который завершил проект «Контакт», мы собрали 330 тысяч фунтов в пользу подопечных английского фонда.
— У вас еще отличный проект – Charity Box. Как он появился?
— Да, и мы продолжаем его развивать. Проект появился в 2015 году. Сама идея проекта родилась у меня давно. Реализовать и додумать ее помогла моя коллега, Екатерина Канищева, наш PR-менеджер. Начинали мы с малого количества боксов и небольшого пула партнеров. Мы и не предполагали, что проект трансформируется во что-то серьезное. Планировали сделать разовую акцию, но сразу пошла обратная связь, поняли, что попали в точку. И проект стал приносить пользу нашим подопечным. За годы существования проекта мы привлекли более 4,5 миллионов рублей, более 60 детей получили помощь от фонда, более 400 наших жертвователей получили Charity Box. За три года проект трансформировался. Мы придумали разные наполнения, внедрили новые идеи – запустили на сайте конструктор Charity box, благодаря которому можно самостоятельно собрать свой подарок, есть и раздел тематических боксов. Для меня было важно привлечь компании, партнеров, которые не могут помогать деньгами, но могут помогать иным способом – своими товарами, например. А мы можем трансформировать их помощь в деньги. Я очень люблю этот проект. В нем удалось объединить интересы и желания всех – наших подопечных, наших партнеров, наших жертвователей, которые хотят помогать фонду. Это такое общее сближение.
— Каковы основные достижения фонда «Добросердие» за 10 лет? Чем вы больше всего гордитесь?
— Основное достижение, которым я несомненно могу гордиться, – это наш юбилей. Мы живем и работаем уже 10 лет. А ведь жизнь благотворительных фондов может закончиться, не успев толком начаться.
До момента создания фонда надо крепко подумать, а сможешь ли ты выстоять в кризисных ситуациях? Создание и работа некоммерческой организации – это сложная, кропотливая, стрессовая работа, а не сплошной романтизм, как кажется поначалу. Я много встречала людей с идеей создания своего фонда. В их представлении было, что многие люди сразу же придут и поддержат их финансово, своим присутствием, в качестве волонтеров. Но… этого не происходит. И организация закрывается, из-за невозможности продолжать свою работу. Нет смысла искать виноватого, просто мало кто готов к таким реалиям. Фондов очень много. У каждого фонда по несколько благотворительных программ. Они все ведутся не одним человеком, в деятельности фонда задействована целая команда специалистов высокого уровня, которые, что немаловажно, получают достойную оплату за свой труд. На общественных началах в фонде не работает никто. Так развенчивается иллюзорная картина представлений о жизни благотворительной организации. Когда я только пришла работать в фонд, я точно знала, что проектов «для галочки», для привлекательной отчетности у нас не будет. Каждый проект продуман, мы четко понимаем, для чего он нужен, какую пользу он принесет нашим благополучателям.
— Насколько вы встроены в работу некоммерческого сектора? Есть ли у вас партнеры среди НКО? Кого вы могли бы назвать своими учителями?
— За все время деятельности фонда у нас не было совместных проектов ни с одним из фондов. Но со своими коллегами из других фондов мы дружим, общаемся, встречаемся на благотворительных мероприятиях, конференциях, форумах, площадках. Когда я пришла работать в благотворительный сектор, я начала активно изучать всю специфику деятельности благотворительных организаций. Перечитала огромное количество литературы – финансовая грамотность для НКО, управленческий учет в НКО, книги по привлечению средств, бухгалтерский учет, фандрайзинг. Я имела представление о том, кто является экспертами в области благотворительности. Вот за ними мне и хотелось идти, подражать им. Любое их интервью, любое упоминание в прессе, участие во всевозможных мероприятиях привлекало мое внимание и участие в них. Я могу выделить несколько человек, за которыми мне интересно наблюдать, следить за их работой, учиться у них многому: Ирина Меньшенина, Дмитрий Даушев, Елена Смирнова.
— Как вы считаете, как за эти 10 лет поменялся российский некоммерческий сектор?
— Несомненно, он стал более профессиональным и открытым. Любую информацию о деятельности фонда можно найти на официальном сайте, в соцсетях или позвонив по номеру телефона фонда. Заинтересованный человек сейчас может легко найти практически любую интересующую информацию о фонде. НКО открыты к общению. Главное, иметь желание их поддерживать. Сами благотворительные организации в России, по моему опыту, очень серьезно приблизились к зарубежным фондам. И окружение тоже иначе относится к такой работе. Раньше считали, что, если ты работаешь в благотворительности, ты просто странный человек, альтруист и бесплатно всем помогаешь. Понятно, что без сердца находиться в этой сфере нельзя. Но теперь уже это стало цивилизованной сферой, здесь работают такие же профессионалы, которые получают деньги за свою работу.
Раньше мы не знали даже, кто такой фандрайзер. А теперь на сайтах по поиску работы и специалистов мы часто видим поиск таких специалистов. Это уже не любительская сфера, не хобби, — это реальный профессиональный сектор.
Благотворительный сектор развивается и с точки зрения технологий. Я сейчас очень заинтересовалась темой диджитал. Прогресс не стоит на месте. Когда-то, чтобы перевести деньги в фонд, надо было заполнять квитанции, идти в банк для того, чтобы сделать перевод, а теперь это можно сделать одним кликом. Мы в фонде сейчас тоже начали развивать это направление.
— У многих фондов есть сложности в том, чтобы получить доступ к бизнесу. Вам это проще дается из-за связей учредителей? Или есть другие хитрости завязывания отношений с бизнесом?
— У нас есть постоянные партнеры из бизнеса, но мы никогда не пользовались нашими «связями». Многие компании сотрудничают с фондами не из-за связей, им интересна работа фонда в целом, и проектов организации, в частности. Наши проекты поддерживают компании, которым интересно работать в нашем направлении. И наше сотрудничество началось без связей. Наверное, мы заинтересовали их в чем-то другом.
Для бизнеса тоже очень важно сотрудничать с организацией, которая работает профессионально, ярко и стабильно. А еще для бизнеса важно найти фонд, который бы работал по бизнес-принципам.
Не каждая некоммерческая организация может оперативно предоставить, например, отчеты и другие сведения, не все работают прозрачно. Мы себя зарекомендовали как профессионалы. И бизнес не боится с нами сотрудничать, мы всегда открыты, предоставляем всю необходимую документацию, мы понимаем всю ответственность работы с бизнесом. Конечно, вопрос упирается еще и в количество сотрудников фонда. На это нужно время, силы, кадровые ресурсы. У нас пока тоже небольшой коллектив. Но свой профессионализм любой фонд все равно может показать: то, что ты работаешь не первый год, что ты прозрачен, что твоя деятельность реально помогает твоим подопечным.
— Как меняется сейчас отношение к благотворительности? Можно ли сказать, по вашему мнению, что у нас сейчас мода на благотворительность? Стало ли больше доверия фондам?
— Выражение «Мода на благотворительность» звучит довольно странно. Благотворительность во все годы была, возможно, не так популярна, но была. И все кто хотел помогать – делали это. В годы перестройки деятельность НКО сектора была подорвана сотнями сообщений об отмывании средств. Их было настолько много, что мы до сих пор не можем избавиться от мифа: все благотворительные организации отмывают деньги.
И у большинства людей нет желания вникнуть в саму суть заявления. Создается ощущение, что те, кто так говорит, сами особо и помогать не хотят, находясь в постоянном поиске причины отказа в поддержке НКО. Если у тебя нет желания копнуть глубже и узнать, чем занимается фонд, давно ли он на рынке, как он помогает, что он сделал за это время, – то такая позиция отрицания это какое-то лицемерие, мне кажется. По моим наблюдениям, такие люди никому не помогают. Когда человек действительно хочет помочь – он все для себя изучит. Те, кто хочет помочь, всегда будет рядом. Доверие растет, но не такими темпами, как хотелось бы. Внимания к благотворительным фондам стало больше. Все больше жертвователей подписываются на регулярные платежи.
— Как развивается благотворительность среди знаменитостей и успешных людей? У многих известных людей есть свои фонды. Почему вы решили открыть именно свой фонд, а не помогать уже существующим?
— Помните, как в поговорке: в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Думаю, когда есть возможность, надо создавать свою организацию. У нас у каждого свои мысли, идеи, цели. И только в своей собственной организации их можно осуществить. Что касается участия звезд и людей бизнеса, то здесь больше вопрос в дружбе и в доверии между руководством фонда и селебрити. Когда человек становится популярным, он должен четко понимать, с кем он общается, кого он поддерживает. Ему нельзя сделать ошибку. Если он оступается, он будет осужден и забыт обществом. Поэтому селебрити всегда тщательно выбирают фонды для поддержки. Часто им нужно связующее звено – человек, который бы рассказал им про фонд, познакомил бы с ним, подтвердил, что это фонд хороший. И что с ним можно продолжать благотворительный путь. Если человеку — с любым достатком — близка тема благотворительности, он всегда поможет. Есть те, кто помогает единоразово, им так проще. Они часто не хотят афишировать это.
Но среди состоятельных людей очень много тех, кто поддерживает фонды, создает свои, или в рамках своей бизнес-деятельности создает свои проекты, чтобы помогать. Не все они говорят об этом.
Даже не потому, что есть цель скрывать, но просто у них так много направлений деятельности, что благотворительность для них – просто одно из направлений. Да, это важная миссия, но нет задачи доносить эту информацию до общества.
— Что для вас значит ваша благотворительная деятельность, работа в фонде?
— Для меня фонд — это не работа. Моя основная работа – в моей коммерческой организации – я возглавляю компанию спортивной одежды VAARA. Год назад мы пришли в Россию с этим коммерческим проектом. Можете себе представить какое количество задач нужно было выполнить для запуска бренда? На тот момент моему младшему сыну исполнился год. И он тоже требовал к себе максимум внимания. Да и дочери-подростку нужно было выделить время на общение, обсуждение планов, на проверку уроков, на жизнь в школе. Несмотря на серьезную занятость в работе бренда, я полностью была включена в жизнь фонда. К сожалению, сейчас крайне редко получается встречаться с нашими подопечными, вижу их только в офисе, когда они приезжают к нам в гости. У меня прекрасная команда. Я доверяю ей полностью. Я научилась делегировать часть дел своим сотрудникам. Они меня поддерживали, как могли, за что я очень им благодарна. Не понимаю, как бы выстоял фонд без команды в непростой период моей жизни.
Возглавляя две организации, я могу судить о работе в бизнес-структуре и в НКО. Стиль работы и управления одинаков. Различие только в законодательстве. Все технологии внедряемые в бизнесе вне зависимости от области, вполне применимы и в благотворительной сфере.
Фонд – это часть моей жизни, без него я уже не могу представить своего развития как личности. Без благотворительности я не мыслю своей жизни.
— Как вы дочь привлекаете к благотворительности?
— Моя дочь Настя знает, как для меня это важно, и она сама уже в свои 13 лет принимает активное участие в благотворительности в целом, и в жизни фонда, в частности. Не помню точно, сколько ей было, когда она первый раз участвовала в мероприятии фонда, но, кажется, около 5. Первый раз она приехала на съемки социальной рекламы фонда. И там впервые увидела наших подопечных ребят, которые были задействованы в съемках. Я ее познакомила со всеми. И была приятно удивлена, что Настя ничуть не смущалась, общаясь с детьми, которые отличались от нее внешне. Потом я взяла ее с собой на Душевный базар, брала и на другие ярмарки и мероприятия фонда. И везде она активно помогала нам во всем: общалась с жертователями, рассказывала о фонде, носила какие-то коробки, сумки, инсталлировала стенды фонда, в общем, была задействована везде. И просить не надо было. Насте было три года, когда родился наш фонд. Я всегда делюсь с ней своими успехами, и тогда она радуется за меня, и неудачами – и тогда она сочувствует, переживает. Так что фонд для меня — не вопрос какого-то роста. Это просто образ жизни. Часть меня. Нечто, что накрепко вплетено в мою судьбу и судьбу моей семьи.
